Жизнь, как роман

Автор: 02 июня 2015 728

Фронтовика спасла от смерти вовремя закуренная самокрутка, а ездил он на шикарном «Линкольне»

Отгремело 70-летие Победы, но наши читатели продолжают рассказывать о своих близких-фронтовиках. Ученик 2 класса лицея «Держава» Роман Клапоусов прислал историю своего прадедушки, который прожил жизнь, просто просящуюся на экран. 

Михаил Клапоусов родился на Украине. Во время голода в 30-х годах родители поняли, что двоих детей им не прокормить, и, чтобы спасти хотя бы одного, оставили себе младшую сестру, а старшего, Мишу, сдали в приют. Он сбежал, беспризорничал. Дважды попадал в колонии для малолетних преступников, оба раза бежал. 

В приемнике-распределителе с ним беседовал старый чекист, который «начинал еще с Дзержинским» — так говорил сам Михаил. Чекист спросил: «Что, не нравится в колонии?» «Не нравится»,— с гонором ответил Миша. «Ну что же, попробуем определить тебя в другое место». Так бывший беспризорник стал воспитанником Московского военного музыкального училища.
В 1941 году музыканты были не востребованы, поэтому Михаил стал санитаром, а впоследствии подносчиком снарядов у 45-миллиметрового противотанкового орудия. Был в окружении, несколько раз получал серьезные ранения, но после лечения возвращался в строй.

Михаил Иванович вспоминал случай, произошедший с ним перед началом боев на Курской дуге. Он и еще несколько бойцов прибыли на железнодорожную станцию, чтобы встретить эшелон с техникой, но вместо автомобилей прибыл эшелон с танками. Пунктуальные фашисты совершали авианалеты по расписанию, и вражеские самолеты ожидались с минуты на минуту. В этот момент на станцию приехал командующий армией генерал-лейтенант Ротмистров. Была огромная вероятность, что целый эшелон новеньких танков уничтожат. Ротмистров подозвал Михаила, как старшего группы, и спросил, есть ли среди его бойцов люди, умеющие управлять танком. Таких было пятеро, включая самого Михаила. В неимоверном темпе, задыхаясь от жары, они разгрузили танки и отогнали их в прилегающий к станции перелесок. Последний танк скрылся в лесу, и буквально через минуту прилетели вражеские бомбардировщики. Там же, в этом лесу, Ротмистров приказал представить всех пятерых к орденам.

А вскоре его чуть не расстреляли — попал под суд военного трибунала. Он получил приказ доставить боеприпасы для гвардейских минометов, но маршрут пролегал по болотистой местности. Тяжелые, да еще полностью груженные «Студебекеры» должны были застрять на этой дороге, о чем младший лейтенант Клапоусов и доложил вышестоящему начальнику. В ответ ему было указано не обсуждать приказ. Чуда не произошло. Машины застряли на болотистой, размытой дождем дороге, но благодаря неимоверным усилиям личного состава подразделения их удалось вытащить и доставить снаряды, но с опозданием. На Курской дуге за такой проступок расстреливали. Михаила арестовали и отдали под суд военного трибунала. К счастью, солдаты дали показания в его пользу. Михаила освободили из-под стражи с восстановлением в прежней должности. Всего одну ночь провел девятнадцатилетний офицер под стражей, но за эту ночь поседел: «Одно дело погибнуть под вражескими бомбами и снарядами и совсем другое — ждать, когда тебя свои же расстреляют», — вспоминал потом.

Судьба хранила его, и он оставался жив в самых страшных боях. Иногда — благодаря своему же безрассудству. Михаилу положены были папиросы в офицерском пайке, но курить папироски и «жрать в одну харю офицерский паек — это не по-пацански», поэтому паек и папироски «уничтожались» сообща всем подразделением. Миша и его товарищ лежали на нарах и пускали махорочный дым под накаты блиндажа, в этот момент на расположение части налетели вражеские «Юнкерсы». По инструкции надо было покинуть блиндаж. Окоп, а попросту говоря, так называемая «щель», безопасней в несколько раз. Но на улице пришлось бы тушить только что прикуренные «цигарки», ведь горящая самокрутка могла в сгущающихся сумерках демаскировать позиции батареи. Друзья остались в блиндаже. Вскоре бомбежка закончилась, самокрутки докурены, а расчет установки почему-то не возвращался. На том месте, где был окоп, в котором прятались бойцы, зияла огромная воронка… Людей в «щели» разорвало на части.

Конечно, происходили и приятные неожиданности. Подчиненные Михаила обнаружили автомобиль представительского класса, и молодой лейтенант воевал, разъезжая на «генеральском» автомобиле. За эту машину один из командиров предлагал ему две «эмки», причем одну перевезли бы по любому адресу в Советском Союзе. Соблазн заиметь собственное авто на «гражданке» был очень велик, но молодецкий гонор взял верх, и Михаил не отдал машину. Кончилось это тем, что Михаил Иванович нос к носу столкнулся с каким-то генералом из штаба фронта. Тот даже онемел от наглости лейтенанта: он сам ездил на «эмке», а какой-то лейтенант — на шикарном лимузине. Машину отобрали.

Середина апреля 1945 года застала Михаила Ивановича в Вене. Запах весны и Победы носился в воздухе. Михаил Иванович вспоминал, что это было ни с чем не сравнимое ощущение.

Семнадцатилетним он начал войну в сорок первом, был дважды ранен, трижды контужен. И вот все. Победа.

Но Михаил с друзьями ошибался. В конце апреля их подняли по тревоге и ускоренным маршем перебросили в Чехословакию. Михаил Иванович рассказывал, что взятие Праги советскими войсками было полной неожиданностью для гитлеровцев. Часть, в которой служил Михаил Иванович, продолжала участвовать в боевых действиях до 13 мая. Именно поэтому он говорил, что для него День Победы — 14 мая.

После войны старший техник-лейтенант был некоторое время начальником штаба полка, а затем служил в гараже при штабе советских войск за границей. После возвращения домой Михаил Иванович первым делом нашел самый здоровый гвоздь и приколотил к стене дома свои погоны, чтобы больше никогда в жизни не пришлось их снова надеть. В мирной жизни стал строителем.

© 2018 Портал НГ-РЕГИОН Все права защищены