Мы — чужие в Европе?
Корр. Судя по всему, нас в Европе сильно не любят. Не признают за своих. Можно ли переломить — пусть в отдаленной перспективе — эти настроения?
Сударенков. Ну, во-первых, я бы не был столь категоричен. Конфликты возникают на уровне определяющих государств — Германии, Франции, Великобритании. Но в Европе немало стран, которые нас поддерживают. Да, их голос не слышен. И понятно, почему: если страна дотируется, живет в кредит, то публично она не будет высказываться против сильных.
Во-вторых, то, что сейчас происходит в Европе в отношении России, неприятно, но не исключительно. Европа всегда бурлила, это ее естественное состояние. Да, некоторые вопросы по России сейчас выглядят как тупиковые. Например, требование вернуть Крым — оно записано в решениях ПАСЕ. За них голосовали представители всех государств Совета. Но понятно, что Крым не уйдет из России. Так что придется искать другие, политические решения. Все будет зависеть от восприятия крымским населением новой реальности, от качества его жизни и открытости территории. Главное, чтоб на этой территории соблюдались права человека и принципы законности. И тогда все постепенно затихнет.
Что касается вопроса, чужие ли мы в Европе… Мы не можем ни экономически, ни политически, ни географически изолироваться от Европы. Я уже не говорю об общекультурных общих основах. Нам суждено быть вместе.

«По-человечески я просто кипел»
Корр. И все-таки очень часто Европа вежливыми словами прикрывает откровенное желание оттереть Россию, заранее назначить ее виноватой, ущемить ее права.
Сударенков. С точки зрения юридически-правовой, с 1996 года, когда Россия вступила в ПАСЕ, мы сразу стали полноправными членами этой организации. Но эмоционально — да, очевидно, европейцам в том переломном периоде, в котором находилась наша страна, трудно было наделить ее полным набором общеевропейских ценностей. Поэтому изначально всегда, во всех конфликтах — Чечня, Грузия, Приднестровье, Украина — были виноваты мы. И этот подход терпеть было трудно. По-человечески я просто кипел. Так было по всем острым вопросам.
Да, подчас объективность все-таки побеждала. Например, в войне с Грузией нас сразу назначили агрессорами. Но потом провели расследование, и в итоговом докладе было заявлено, что изначально инициатива конфликта принадлежит Грузии. Разумеется, мы настаивали на объективном расследовании и ситуации в Украине. Но этого не последовало.

Терроризм силой не победить
Корр. А тем временем международная обстановка накаляется все сильнее. Ближний Восток полыхает, толпы беженцев заполонили Европу.
Сударенков. Европа далеко не едина во взглядах на миграцию, на беженцев. И пытаться регулировать процессы перемещения очень сложно. Как-то так складывалось, что европейцы прежде всего должны быть толерантны: принимать чужеземцев, давать им кров, пособия и так далее. Но скольких способна выдержать Европа?
И вот недавно стали по границам строить заборы — глупейшее решение, средневековье какое-то. Никакой забор не остановит человека, если он бежит от голода. А на планете больше миллиарда людей живут на доллар в день. На мой взгляд, надо не пособия раздавать, а обратить внимание на страны-поставщиков беженцев, на качество жизни в них людей, это самое главное.
Корр. Люди бегут не только от нищеты, но и спасаясь от войны, от террора.
Сударенков. Знаете, еще в 2004 году я сделал европейский доклад — это основная работа в ПАСЕ при подготовке пленарных заседаний — под названием «Культура против терроризма». В докладе был вывод: нам не справиться с терроризмом, если мы не перевернем организацию борьбы с ним на гуманитарные рельсы. Сейчас, наконец, эти слова восприняты и на уровне ЮНЕСКО, и на уровне ПАСЕ: силовыми способами нельзя победить терроризм. Если не будут включены культурные аспекты, эти старания не принесут результатов.

Санкции — анахронизм
Корр. Что вы думаете о санкциях, в которых живет Россия и которые нам продолжают продлевать? Выдержит ли их наша экономика, которая придавлена помимо прочего разнообразными кризисами, включая и падение цен на нефть?
Сударенков. Разумеется, любые санкции оказывают влияние. Но одно дело поправка Джексона-Веника, которая закрывала нам в советские годы доступ к американским технологиям. И другое — сегодняшняя ситуация. Сейчас ограничить поток технологических новаций, который идет в том числе и через третьи страны, крайне сложно. А обойти запреты легко. Они неприятны с точки зрения восприятия и с точки зрения организации предпринимательской деятельности, но к катастрофе привести не могут. По сути, это анахронизм.
Мы уже встроились в глобальную экономику. Посмотрите на Калужскую область. Несмотря на падение спроса на автомобили, якорные инвесторы автокластера не уходят из региона, в который вложились. И тем самым воздействуют на решения собственных правительств.

Специалистов по стратегии — нет
Корр. Тем не менее, платежеспособный спрос действительно рухнул…
Сударенков. Но не исчез. Нам в год нужно 3-4 млн автомобилей. Хорошо, 400 тысяч выпустит ВАЗ. А кто сделает остальные? Мы должны оценить свои потребности. Причем не только в автомобилях, а во всем — в лекарственных средствах, сложной технике, бытовой, электронике. И должны знать, кто это нам будет делать или же мы сами будем это производить. Но, к сожалению, у нас нет крупных специалистов в области стратегического планирования. А стране необходимо видеть, что будет через 10 лет, через 20 лет.
Корр. Ну, ту же Калужскую область упрекнуть в отсутствии стратегического подхода нельзя. Вы сами занимались стратегией привлечения инвестиций в регион, и он вышел из последних строк экономических рейтингов на первые. Да и Обнинск своим титулом наукограда во многом обязан именно стратегии, разработанной вашей командой.
Сударенков. К сожалению, с уровня региона не так много видно. Что обнадеживает? Вопросы стратегического планирования сейчас введены в рамки федерального законодательства. Стратегические оценки должны быть сделаны по всем отраслям — тяжелой промышленности, точной, продовольственному рынку и так далее.

Что нужно менять Обнинску?
Корр. В рамках этой идеологии проводятся работы по стратегии Обнинска — теперь уже по федеральному закону.
Сударенков. Если говорить об Обнинске как наукограде, то мне ближе классическая формула. Города науки развивались как центры научных разработок различных отраслей — авиационной, ядерной и т.п. Все они имеют очень сильную научную, технологическую базу. Потенциал ее настолько недоиспользован, что появление всяких квазинаучных форм организации не принесет ожидаемых результатов.
Впервые я познакомился с Обнинском в 72-м году. Тогда он был не похож ни на кого — ты сразу попадал в особую среду. Особенность города чувствовалась во всем — в манере общения, поведения, в характере мыслей и разговоров. С насыщением города важными, но отдаленными от научной деятельности предприятиями многое трансформировалось. А когда город обретает такую полимерность, порой трудно сказать, куда ты приехал. Получается своего рода «местная» глобализация. Если этим процессом не управлять, он будет носить стихийный характер. И что мы получим?
И еще. Обычно любая стратегия начинается с научно-технической части. А, по идее, она должна начинаться с человека. Город — не набор технологий и не сумма производств. Человек — вот что должно быть в центре. Что будет с Обнинском через 20 лет? Прекратится бытовой вандализм или нет? Станет ли нормой такт и деликатность в общении в организациях здравоохранения, образования, во всех городских учреждениях? Начнут ли архитектурные решения носить действительно публичный характер? Избавятся ли они от типизации? Станет ли зеленая зона города всеохватной? Вопросов много. И хотелось бы получить на них ответы.