Юрий Русанов уехал в Луганск с грузом гуманитарной помощи в самом начале военных действий, можно сказать, по зову сердца. Остался в ополчении, был сапером и снайпером. Сейчас — полномочный представитель в ЛНР общественной организации «Офицеры России». Рассказывая о жизни на Украине, называет себя ополченцем, говорит «у нас в Луганске» — так сказать, оговорка по Фрейду. Неделю назад вернулся в Обнинск. С точкой зрения Юрия можно соглашаться или нет, но это, несомненно, интересные свидетельства очевидца, который видел войну изнутри, своими глазами.
Корр. Сейчас в Луганске идут боевые действия?
Русанов. В самом Луганске тихо. А по линии соприкосновения стреляют. «Ответку» ополчению давать запрещено. Точнее, есть постановление: если в «укропа» попали с расстояния меньше 500 метров, это подсудное дело. Но не будешь же с линейкой вымерять расстояние…
Вообще ситуация с законами интересная. Я лично добивался освобождения шестерых наших бойцов, арестованных за хранение боеприпасов. И это в прифронтовой зоне, где оружие чуть ли не у каждого первого, и его наличие — необходимость. Два месяца просидели.
Корр. Речь идет о работе правоохранительных органов, правильно?
Русанов. Достаточно длительный период в Луганске не действовали ни полиция, ни прокуратура, только ополчение и военная комендатура. Со всеми вопросами вроде «муж избивает жену» обращались к нам, ополченцам. Сейчас ситуация изменилась, правоохранители потихоньку возвращаются на свои места. Но ситуация зыбкая и двойственная — боролись за независимость, за свою власть, против нацистов. И в то же время, насколько мне известно, назначения в той же прокуратуре проходят по согласованию с Киевом.
Корр. А как живут обычные люди? Они вернулись в свои дома?
Русанов. Кто-то вернулся, кто-то — нет. Конечно, восстанавливать нужно все. Даже если имущество не пострадало напрямую от военных действий, от домашнего хозяйства мало что осталось. У знакомого большой дом, во дворе был целый зоопарк — павлины, фазаны декоративные, куры. Нацики съели всех, кроме почему-то кур. Потом пришли ополченцы и оставшееся доели.
Впрочем, жизнь потихоньку налаживается — электричество раньше по большей части не работало, включали иногда, буквально на несколько часов, а сейчас оно есть практически постоянно. Школы работают, институты. В магазинах есть все нужное, но цены, как в России, а пенсии у стариков — местные, и те не получишь. Единственное, на что цены радуют, — это на аренду жилья. Я снимаю квартиру в самом центре Луганска за 2 тысячи рублей.
Корр. В общем-то, неудивительно — не думаю, что жилье в Луганске пользуется спросом. Непонятно же, как ситуация дальше развиваться станет…
Русанов. Нас часто пожилые люди об этом спрашивают — мол, что теперь будет? Отвечаю — Россия будет. Уже сейчас Луганск — практически полностью рублевая зона. Всем желающим выдают российские паспорта.
Корр. То есть любой человек может получить гражданство России?
Русанов. Да. Другое дело, что это проблем совершенно не решает. Ну, будет у старика российский паспорт, а пенсию-то ему по-прежнему не платят. Школы, больницы финансируются методом сбора гуманитарки. Перед первым сентября я собирал тетради, учебники и прочие нужные вещи для школы в поселке Фабричный. А сколько таких школ…
Некоторые вопросы, связанные с оказанием гуманитарной помощи, удается решить через бывшего министра обороны ДНР Игоря Стрелкова, который сейчас живет в Москве. На днях собираюсь на встречу с Владимиром Жириновским, надеюсь, ЛДПР тоже найдет возможность оказать помощь Луганску.
Но помощь требуется постоянно, и это положение надолго. Надо как-то привлекать внимание к проблематике, нельзя просто взять и бросить людей — мол, живите, как хотите…
