Врачи не спасли двухлетнего ребенка. Мама уверена, что ее дочке просто не уделили нужного врачебного внимания.

Двухлетней Маши Порываевой не стало буквально в один день. Вечером 24 января у нее резко поднялась температура до 39 градусов. Ее мама, Ольга Порываева, поставила жаропонижающую свечку, и девочка уснула. На следующее утро мама (семья живет в общежитии) пошла на кухню, и, возвращаясь в комнату, еще в коридоре услышала детский плач — по ногам ребенка текла коричневая жидкость с кровью.

Перепуганная мать незамедлительно вызвала скорую помощь, это было в 8 часов утра, — их отвезли в инфекционное отделение КБ № 8. «Туда из детского отделения больницы пришла педиатр, осмотрела Машу, и нас госпитализировали на второй этаж, — рассказала газете Ольга Порываева. — Спустя час пришел еще какой­то врач — назначил колоть антибиотики. Укол сделали. Ребенок уснул, и я на 40 минут отлучилась домой за вещами. Возвращаюсь — моя девочка сидит на кровати и держится за живот: ой­-ой, мама, больно! А под ней на простыни — кровавое пятно… Только около 15 часов мне сообщили, что необходимо ехать в областную детскую больницу (специализированной детской реанимации в Обнинске нет — прим. авт.). Однако отправиться смогли только в 16 часов — оформляли документы, а потом произошла история с тонометром. Состояние ребенка ухудшалось. У врача скорой помощи появилось сомнение, можно ли транспортировать мою дочку, перенесет ли она дорогу. Он решил измерить ей давление, но в инфекционном отделении не нашлось детского тонометра. Врачу пришлось пользоваться прибором для взрослых, точность которого в такой ситуации сомнительна. Но вроде бы убедились, что нижнее давление выше 50 — значит, ехать можно. Мчались быстро, время от времени включая сирену. Никакой педиатр с нами не поехал. И это была обычная машина скорой помощи, не реанимобиль. В дороге ребенку стало еще хуже, но дочка еще реагировала на прикосновения и открывала глаза. Приехали в Калугу. Оказывается, нас там никто не ждал — из нашей клиники никто даже не позвонил в областную детскую больницу о том, что везут тяжелого ребенка! Медсестра регистратуры, увидев, в каком состоянии находится Маша, вырвала ее из моих рук и побежала с ней в реанимацию. А через несколько минут туда позвали уже меня, и я сразу почувствовала недоброе. Реаниматолог попросил присесть. Больше мне ничего не надо было говорить, я все поняла. «Мы не смогли запустить сердце», — сказал он».

В справке о смерти указали причину — «желудочно­-кишечное кровотечение на фоне генерализованной инфекции». Это предварительное заключение, окончательный вывод калужского патологоанатома будет известен через несколько дней.

Ольга Порываева говорит спокойно, она уже не плачет — все выплакано. Но боль навсегда останется, и она тревожит каждую секунду: почему так все произошло? Кровотечение — вещь очень опасная, но ведь не XIX век на дворе! А вопросы — мучают. Почему сразу не провели необходимых обследований? Почему не распознали тяжесть состояния девочки? Почему обошлись одним антибиотиком и еще парой уколов? Подозревали дизентерию? Но кровотечение — симптом не только дизентерии. Почему решение об отправке в Калугу было принято только через шесть(!) часов после госпитализации? Почему ребенка не сопровождал врач­-педиатр? Почему отправили не на реанимобиле? Ответы на эти вопросы мы хотели получить в КБ №8. Но конкретных комментариев нам не дали. Сообщили только, что ведется внутренняя проверка с привлечением независимых экспертов, и ее результаты должны быть готовы к 11 февраля. Правда, обнародовать их вряд ли будут: по факту смерти Маши Порываевой Следственный комитет возбудил уголовное дело, и до его окончания информацию, скорее всего, не предоставят. Поэтому мы намеренно не назвали ни одного врача, задействованного в этой истории, чтобы потом не звучали обвинения в давлении на следователей.

Мать Маши не жаждет крови врачей, но разобраться, почему погиб ее ребенок, — хочет.

«Когда после смерти Маши я отказалась возвращать амбулаторную карту, в КБ №8 заметно огорчились, — рассказывает Ольга Порываева. — Но я им отдала — копию». Главный же документ, в котором обнинские врачи описали все свои действия с Машей 25 января, уехал вместе с ней в Калугу, и, возможно, следователь его уже затребовал.

И еще. В недалеком прошлом вся округа везла тяжелобольных детей в Обнинск, зная, что спасут. И спасали! Слава главного детского врача Людмилы Райкиной была громкой, и ей присвоили звание Почетного гражданина Обнинска вполне по делу.

Увы, Людмила Геннадьевна теперь на пенсии. Не беремся утверждать, что здесь есть прямая связь, но многие люди сейчас утрачивают доверие к обнинской педиатрии и стремятся лечить детей в сложных ситуациях не в Обнинске, а в Калуге. Впрочем, заметим, и многие взрослые стремятся все чаще и чаще получить медицинскую помощь именно в областном центре, а не в Обнинске.

Может, дело в том, что у нас в КБ №8 плохое оснащение современным медицинским оборудованием? Как говорит бывший начальник КБ №8, заместитель председателя Горсобрания Владимир Наволокин, 5­-7 лет назад действительно образовался серьезный разрыв в оснащенности у Калуги и Обнинска — в областные больницы оно поступало быстрее. Теперь же Обнинск в этом вопросе не уступает Калуге. «Ко мне, как к депутату, часто обращаются люди с жалобами на клиническую больницу, — говорит Владимир Наволокин. — И главная претензия — отношение медицинского персонала к больным. В Калуге, по их мнению, оно намного участливее».

Честно говоря, к нам в газету тоже часто жалуются именно на безразличие медиков — как будто нашу больницу поразил какой-­то вирус равнодушия. И люди именно в нем видят сегодня для себя главную опасность, приводя конкретные истории своих болезней. К сожалению, как бы ни закончилось следствие, историю Маши Порываевой из этого списка вычеркнуть не получается.