Корр. Секвестирование бюджета — сейчас самая больная тема. Первой под нож, к сожалению, у нас всегда попадает медицина. Меж тем НМИРЦ начал ряд более чем амбициозных проектов. Прежде всего речь идет о Центре ядерной медицины. Не заставит ли кризис отложить все до прихода «прекрасного далеко»?
Каприн. Нет. Хотя, разумеется, мы понимаем: денег в стране не хватает. Я еще на заседании ОНФ слышал, как президент Путин говорил Льву Рошалю о том, что придется немного убавить финансирование медицины.
Корр. Тогда где брать деньги?
Каприн. Я рассчитываю в том числе на государственно-частное партнерство. Как пример — гамма-нож для МРНЦ. Он стоит очень дорого — около 7 млн евро. В проект вкладываются немецкие инвесторы, а Минздрав предоставляет им гарантии нашей состоятельности, мы эти гарантии смогли получить. И в результате в нашу клинику поставляют аппарат, который прецизионно работает с опухолью — без разреза, но с точностью скальпеля хирурга, абсолютно не воздействуя на здоровые ткани. Таких гамма-ножей в стране всего пять. Наш — шестой. Но он единственный будет работать на бесплатной основе для пациентов, так что мы однозначно выигрываем конкуренцию.

Стент «наоборот»
Корр. Скоро заканчиваются клинические испытания микроисточников для операций брахитерапии — это прорыв, и город обязан ему МРНЦ и ФЭИ. Какие еще успехи принес Центру уходящий год?
Каприн. Мы добились закрытого цикла лечения пациентов. Теперь у нас — в Обнинске и в Москве — есть практически весь парк лучевого оборудования: кибер-нож, лучевые установки, установки для внутритканевой лучевой терапии, псевдо-позитронно-эмульсионный томограф, эндоваскулярный аппарат…
Корр. Подождите, это надо расшифровать. Даже названия воспринять обычному человеку трудно.
Каприн. Пожалуйста. Все, наверное, знают про стенты — специальные каркасы, которые вставляют в артерию, чтобы обеспечить доступ крови к сердцу. А для сосудов, питающих кровью опухоль, задача как раз противоположная — заткнуть их, чтобы прекратить образование метастазов. Эндоваскулярный аппарат как раз позволяет видеть такие сосуды, и с его помощью мы будем ставить внутрь, образно говоря, пломбы. Причем пломбы непростые — на альбуминовый носитель, который будем производить на экспериментальной площадке МРНЦ, будем сажать радиофармпрепарат для прецизионного уничтожения опухоли.

Нарабатываем боевой опыт
Корр. А что с одним из самых масштабных проектов — первым отечественным Центром протонной терапии?
Каприн. Сейчас мы занимаемся оснасткой аппарата. Работы движутся к концу. А параллельно набираем «боевой опыт» — в Протвино мы запустили точно такой же пучок, какой будет в Обнинске, там начаты клинические испытания.
Еще в этом году мы поставим уникальный МРТ, очень большой точности. Он необходим для прецизионного «прицела» при гамма-терапии и протонной терапии. Заканчивается создание новой реанимации — мы ее запустим сразу после Нового года. Минздрав выделил нам под нее очень серьезные средства — она будет лучшей по ЦФО. Такая реанимация позволит расширить и хирургию Центра, мы сможем выхаживать тяжелых больных при агрессивной хирургии и лучевой терапии.
Еще один вклад в будущее — так называемые активные койки. Понятно, что тут нужны особые условия и контроль, а ситуация была подзапущена. Помогла министр здравоохранения, нам выделили 30 млн на спецвентиляцию.

Законодатель мод
Корр. То есть правительство вас поддерживает?
Каприн. Нам серьезно помогают и в федеральном министерстве, и на уровне руководства Калужской области. Так, именно при Минздраве создана рабочая группа по ядерной медицине. Ее возглавляю я. И понятно, что Обнинск как экспериментальная площадка будет по всем статьям тут первым. А на днях на сессии РАН мы получили задание по созданию научного совета по радиологии и ядерной медицине. Так что и тут будем лидировать. Мы становимся своего рода законодателями моды. Это большой шаг в плане продвижения ядерной медицины.
И Обнинска как наукограда в целом — тоже.