9 из 40

«Меня по-прежнему мучают кошмары», — говорит кавалер ордена Мужества, герой спецоперации Даниил Ершов. Он вернулся из зоны СВО еще в 2023 году, выжив после тяжелейшего ранения. Вернуться к нормальной жизни бойцу помогли в обнинском филиале фонда «Защитники Отечества». Там под руководством опытного психолога ребятам, прошедшим горнило войны, помогают справиться с ПТСР — посттравматическим стрессовым расстройством. Сейчас он восстановился, привык к протезу — в зоне боевых действий Даниил потерял руку. Он участвует в спортивных соревнованиях, мотается «за ленту» с гуманитарной помощью к своим сослуживцам.

Но далеко не всем удается справиться с психотравмой быстро. «Я работаю с такими бойцами, — говорит руководитель центра медико-социальной помощи «До-Бро» Дмитрий Галкин. — Парни приходят с самыми разными историями. Одним из пациентов был прапорщик. Боевой мужик, в подчинении которого находилось несколько десятков срочников. Молодых ребят 18-20 лет, за жизни которых он нес ответственность. Они попали в окружение ВСУ в Курской области. Отступали несколько дней. Из 40 человек выжило лишь 9. Его это надломило». По словам психолога, для бойца это событие стало сродни травме потери ребенка. Мучимый чувством вины, он не знал, как жить дальше. Ведь он выжил. А они — погибли: «Нам потребовалась длительная терапия, чтобы он смог «прожить» эту боль».

У многих защитников, что сейчас несут службу в зоне СВО, есть похожие истории. И понятно, что в скором времени этим людям, судьбы которых исковерканы войной, понадобится помощь.

Правильный курс

«Если брать усредненные цифры, в России сегодня порядка 80 тысяч психологов. И у каждого из них своя практика — семейная терапия, работа с трудными подростками, индивидуальные сессии. А вскоре вернется порядка полумиллиона ребят с фронта. У каждого второго из них — ПТСР. Им тоже нужна будет помощь, — говорит клинический психолог Ирина Макаренко. — Причем, далеко не все психологи работают с таким анамнезом. К сожалению, мы увидим случаи и больших семейных проблем — этого не избежать. Поэтому нам нужно работать и с женами, и с детьми защитников. И, конечно, это кратное увеличение нагрузки. Но вместе с тем, нужно очистить поле от псевдо-специалистов, которые могут нанести пациентам непоправимый вред. Так что новый закон как нельзя кстати регламентирует тот уровень профессиональных компетенций, который необходим для такой деятельности».

Закон станет ситом для шарлатанов: «Людям, имеющим судимость за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства, зависимым или страдающим от хронических и затяжных психических расстройств теперь дорога в данную сферу будет закрыта. Это защищает и профессиональное сообщество, и тех, кто ищет помощи», — подтверждает Галкин.

По мнению обнинских психологов, это действительно хороший рычаг воздействия на тех, кто именует себя профессионалом, едва окончив 4-месячный курс: «Качество помощи очень снижается, — отмечает психолог-психиатр Марина Рыжкова. — Понятно, что профессия — хлебная. Но и ответственность на человеке лежит колоссальная. Тем более, когда он работает с такими чувствительными категориями как семьи бойцов СВО».

Марина Николаевна знает, о чем говорит. На этой войне она потеряла мужа — бойца с позывным Сибиряк — и до сих пор «проживает» эту боль: «В проекте закона очень четко прописаны требования к уровню образования. Они адекватные для практикующих психологов. И подтверждение квалификации каждые пять лет — тоже не проблема для грамотного специалиста, — уверена Рыжкова. — Это стандарт, в других отраслях — юристы, учителя, врачи — подтверждают квалификацию в обязательном порядке».

«К бабам не пойдем»

Меж тем, по официальным данным, в Калужской области психологическую практику ведут около 200 специалистов. Кажется, не так уж и мало: «Но с начала СВО запрос на терапию у жителей увеличился, — говорит Дмитрий Галкин. — И речь не только о бойцах и их семьях. Вспомните, в 2022 году многие из нас были оглоушены событиями февраля. Люди испытывали огромный стресс. Новая волна случилась в августе прошлого года, когда ВСУ вошли в Курскую область. Было страшно. А страх парализует многих».

Профессионалов же — в правильной трактовке этого определения — больше не становится. Притом, найти подходящего специалиста так же сложно, как и любого другого врача. Ведь терапия — во многом интимный процесс: «Например, не все бойцы готовы работать с женщинами, — говорит Дмитрий Владиславович. — Прямо так и говорят, извините за грубость: «К бабам не пойдем».

«Профессия психолога имеет женское лицо, — считает Марина Рыжкова. — Здесь такой же дефицит мужчин, как и среди учителей. А было бы здорово, если бы эта пропорция менялась. И для работы с такой категорией, как бойцы, хорошим решением стало бы, если бывшие военные решат получить психологическое образование. Кредит доверия к таким специалистам среди наших защитников велик».

Лечим сердцем

Далеко не у каждого бойца есть семья. Нередки случаи, когда браки защитников распадаются, пока те находятся на службе. И нет здесь правых или виноватых — это жизнь. И дети тоже есть не у всех. Но в Обнинске уже полгода работает волонтерский штаб «Русские маяки», который изначально предполагалось сделать пунктом сбора гуманитарной помощи. А со временем получилось так, что бойцы приходят туда, чтобы пообщаться с детьми-волонтерами — подопечными объединения скаутов. «Обратите внимание, какое число вернувшихся ребят занимаются патриотическо-воспитательной деятельностью школьников, — подчеркивает руководитель волонтерского движения скаутов «Журавленок» Ольга Журавлева. — Дети — искренние, добрые — помогают ребятам, сами того не замечая. Это становится хорошим стимулом для них продолжать жизнь. Ради будущих поколений, ради мира, ради самой жизни».