Что было

Обнинск появился не на пустом месте. В начале XX века — это тихий уголок дальнего Подмосковья, оживленный построенной в 1899 году железной дорогой. В 1916 году разъезд № 15 получил название станция Обнинское. От нее через высокий лес, который местные называли Сенаторской рощей, расходились дороги.

В километре от станции стояли домики колонии «Бодрая жизнь», в то время это частный «пионерский лагерь» — сюда на летние месяцы приезжали дети московской бедноты. Жили бесплатно. Таков был социальный проект московского педагога Станислава Шацкого, реализованный на деньги Маргариты Морозовой. А ее особняк, где она проводила летние месяцы, располагался неподалеку — через Репинский овраг. Он дожил до наших дней, и известен как «дача Морозовой».

Там, где сейчас промплощадка ФЭИ, стояла беднейшая деревня в округе — Пяткино. От нее ничего не осталось. На месте богатой деревни Самсоново, населенной староверами, сейчас завод «Сигнал» — от нее сохранились яблочные сады. Уцелело только, сократившись вдвое, село Белкино, а также Борисоглебский храм в ней и барская усадьба, которая в начале XX века принадлежала Борису Петровичу Обнинскому, московскому судебному следователю. Школа на всю округу была одна — церковноприходская в Белкино.

Обнинский и Морозова — крупнейшие местные землевладельцы той поры. Сами сельским хозяйством не занимались, сдавали угодья в аренду. Тощая земля интересовала не всех крестьян. Рядом Москва, всего 4,5 часа на поезде — и многие из местных отправились в «отход» — жена и дети оставались дома, а мужья работали в Москве или даже Петрограде.

Политикой крестьяне, больше озабоченные выживанием, интересовались не сильно. И тут, бац, в марте царь отрекся от престола, а через полгода к власти пришли какие-то непонятные большевики. Мир не то что закачался, а полностью перевернулся.

Борис Обнинский накануне революции. Фото предоставлено музеем Обнинска

Мешок зерна

Местные органы власти по инерции продолжали существовать, но недолго. В Калугу 28 ноября прибыли большевистские роты Пореченского полка из Минска и разогнали ведомства, сохранявшие верность Временному правительству. Местный гарнизон сопротивления не оказал, все прошло более-менее спокойно. Затем «на штыках» большевики взяли верх в уездах. Власть военно-революционного комитета в Малоярославце установилась 3 декабря, в Боровске — 15 декабря.

В первую очередь большевики стали бороться с «мешочничеством», то есть со спекуляцией зерном. Меры применяли жесткие. На станции Обнинское действовал заградительный отряд, который отнимал у людей зерно. Жительнице деревни Кабицыно Прасковье Сучковой было в ту пору семь лет. Сохранились ее воспоминания: «Мать уехала на Украину на заработки. Возвращалась с мешком хлеба. Зерно отняли. Дома мама вытряхнула мешок, и мы собирали хлеб с пола по зернышку». Еще одно ее воспоминание: «Мы с братом толкли лепешки из картошки и ходили продавать их на станцию. Покупатель разломил лепешку, ему она не понравилась. Он закричал на брата, бросил ему лепешку в лицо. Тот заплакал и убежал».

Еще большевики, как только пришли к власти, запретили жителям губернии покидать ее, чтоб не ездили в голодающую Москву торговать продовольствием втридорога. Запретили всем — тотально. А ведь многие работали в первопрестольной. Правда, выдавали пропуска, с ними ездить разрешали. Из-за этого разыгрывались трагедии. Представим ситуацию: старик-отец хочет отвезти сыну в Москву мешок картошки. А нельзя, не пускают. Комендант малоярославецкой станции докладывал калужскому начальству: «Невозможно наблюдать ту картину, которая здесь происходит. Люди в отчаянии и слезах, стоя на коленях, просят выдать им пропуск, потому что в Москве или Петрограде голодают их дети».

Но в губернии голода не было. Люди дожили до весны на своих запасах. Большевики начали исполнять декрет «О земле». Наделы, принадлежащие Обнинскому и Морозовой, национализировали, а землю распределяли «по числу едоков» на крестьянских сходах. Вот тогда-то народ всей душой принял новую власть. Казалось бы, вот, наступило счастье. Война с «германцем» кончилась, землю дали. Но, увы, мира и покоя не наступило.

В мае 1918 года объявили всеобщую мобилизацию в Красную Армию. Оставшиеся в живых мужчины, только «отломав» одну войну, попадали на другую, гражданскую. Из идейных соображений мало кто хотел воевать. Новая власть всех мобилизованных объявила «добровольцами». Многие недоумевали: «Какие же мы добровольцы?» Новобранцы даже написали письмо губернскому начальству: «Мы являемся нестойкими и ненадежными защитниками Советской республики. Нас назначили [добровольцами] произвольно, без нашего согласия. Мы просим освободить нас от такого назначения». Дезертирство стало распространенным явлением. Белая армия, кстати, испытывала те же проблемы.

Удар по господам

Новая власть жестко вела себя по отношению к эксплуататорам. В губернском центре в феврале 1918 года вышел декрет «О наложении контрибуции на буржуазию Калуги». 106 самых богатых купцов и «финансовых тузов» должны были отдать от 15 до 30 тыс. руб. По нынешним временам — это десятки миллионов. За отказ — конфискация всего имущества. Впрочем, со временем отняли все.

Летом 1918-го Борису Обнинскому удалось избежать ареста. Предупрежденный заранее, он с сыном сумел скрыться. А жена осталась. Ее из белкинского дома вскоре выселили во флигель, а потом и оттуда. Свои дни она окончила в московской коммуналке. Судьба мужа оказалась трагичнее. Ему удалось добраться до Крыма, где он стал членом правительства у Врангеля. В 1920-м, когда войска Фрунзе взяли Крым, Обнинский отказался покидать Родину. Вскоре его расстреляли. А сын Глеб эмигрировал во Францию, и сейчас там живет его многочисленное потомство.

В сентябре 1918-го у Маргариты Морозовой отняли ту самую «дачу» и московский особняк. Ей позволили жить в двух подвальных комнатах московского дома в знак признания ее «огромных заслуг на ниве культуры».

Несколько слов о ее приятеле Станиславе Шацком. Он, левый демократ, открыто не принял революцию. В декабре 1917-го, пока еще не разогнали либеральные газеты, написал в заметке: «Я не могу работать с людьми, которых не уважаю, а к таковым, после Ленина и Троцкого, к сожалению, приходится причислить и Луначарского».

Однако вскоре Шацкий изменил мнение. Новая власть к нему благоволила и дала реализовать дело всей жизни — «пионерский лагерь» стал опорной базой Первой опытной станции Народного комиссариата просвещения. Станция — это, как бы сейчас сказали, сеть «экспериментальных» школ в Москве и Калужской губернии. Возглавил ее Шацкий на условиях полного невмешательства властей. Треть всех денег, которые Советская Россия тратила на образование, составили бюджет станции. Благодаря этому в 1919-м заново открылась школа в Белкино. А еще — в Самсоново, Пяткино, Кабицыно. Появился и воскресный детский сад. А «Бодрая жизнь» превратилась в школу-колонию, то есть в интернат. А лучше сказать — в пансионат.

Крестьянское восстание

К осени 1918-го крестьянская любовь к новой власти иссякла. Дали землю — это хорошо. Но мужика в покое не оставили: стали изымать продовольствие, чтобы накормить голодные города. Выметали подчас все подчистую.

Восстание началось стихийно. 10 ноября в деревне Адуево убили комиссара, и это послужило сигналом к неповиновению. Центром восстания стала Медынь, к нему присоединились малоярославецкие и боровские крестьяне, бунт поддержали около 10 тыс. человек. В губернию прибыли войска из Москвы. Дело дошло до боев с применением артиллерии. 14 ноября все кончилось. Многих арестовали, 170 человек расстреляли. Новая власть утверждала свое господство железной рукой.

Благодарим за помощь научного сотрудника городского музея Викторию Сумину и научного сотрудника фонда «Белкино» Татьяну Ларину.