Гнойная хирургия
Отделение №2 называют еще и гнойной хирургией. Но спектр широк: от урологических заболеваний до челюстно-лицевой хирургии. Плюс вся абдоминальная хирургия (лечение патологий брюшной полости), включая онкологическую помощь.
Обращаются пациенты не только из Обнинска, но и из близлежащих районов — здесь проводят лечение при так называемой диабетической стопе. В отделение №2 попадают и самые тяжелые больные, которым нужна не только медицинская, но и социальная помощь. Одинокие люди, за ними некому ухаживать, и от такой заброшенности они приходят в ужасное состояние. «Каждый раз принимаем сложное решение, — говорит Анна Евгеньевна. — Да, мы сделаем операцию, например, при гангрене. А куда человек попадет после выписки? Сейчас, в праздники, увеличится количество пациентов, от которых родственники просто хотят отдохнуть. По-хорошему, им бы нужно отделение сестринского ухода, но в Обнинске его нет».
Под началом Анны Моисеевой 6 хирургов — молодые, перспективные сотрудники. «Все очень разные — один спокойный, вдумчивый, другой — амбициозный, целеустремленный. Я их всех люблю, как собственных детей, — говорит она. — Во многом для того, чтобы привлечь перспективные кадры, я в свое время добивалась расширения отделения. Ну кто захочет иметь дело только с гнойной хирургией? Врач должен развиваться, расти».
По словам Анны Моисеевой, в последние годы в отделении много студентов-медиков. «Они работают медсестрами (медбратьями) и санитарами. Сюда приходят только мотивированные, те, кто действительно хочет и может учиться. Практический опыт дает преференции для поступления в ординатуру».
Про общественную защиту и светящийся тоннель
Когда говорят о развитии и росте, подразумевается и обратная сторона этого явления. Фраза «у каждого врача есть свое кладбище» давно стала расхожей. «За сорок лет работы было столько людей, которые мне благодарны, направляют ко мне знакомых, родных — мол, только к вам. И есть другие, кому я не смогла помочь — я помню их всех, — объясняет Анна Евгеньевна. — Если говорить о коллегах, то я была общественным защитником в двух судебных процессах. И оба раза суд внял нашим доводам. Я понимаю боль родных от потери близкого человека. Но неужели, идя в суд с позицией «наказать врача, чтобы было неповадно», они верят, что делают хорошее дело? Как лечить, все время помня о дамокловом мече уголовного преследования? Не приведет ли это к потере мотивации, излишней осторожности, когда хирург будет думать не об излечении пациента, а о том, как обезопасить себя?»
Сама Анна Евгеньевна за 40 лет работы (из них 12 — в должности завотделением) интереса к работе хирурга не утратила. «На мой взгляд, больше всего подвержены профессиональному выгоранию реаниматологи, — говорит она. —Парадоксальным образом виден только отрицательный результат их работы, если человека не удалось спасти. А когда он благополучно возвращается к жизни, это воспринимается как должное — перевели в отделение, все нормально. И ни сам пациент, ни его родные не понимают, каких усилий и мастерства реаниматологов это потребовало. Кстати, именно после пребывания в отделении реанимации возникает множество воспоминаний о «жизни после смерти». Одно время это было очень модное направление, которое, наверное, давало надежду на бессмертие и утешало. Но мне всегда хотелось спросить у авторов книг — а почему вы не учитываете, что впечатления возникли на фоне наркоза? Там не только светящийся тоннель можно увидеть...»
Любовь к жизни
Анна Евгеньевна — человек старой, советской закалки. «Иногда я думаю — какое же я архаичное явление, — улыбается она. — На моей памяти остались в прошлом целые направления в хирургии. И мне даже некому сказать — мол, а помнишь то или это? Старая гвардия постепенно уходит. А вот люди остаются прежними, несмотря на новейшие достижения прогресса. Я вижу по своим пациентам и раньше, и сейчас: кому жить, а кому умереть, решает даже не врачебное искусство, а воля к жизни самого человека. Помню, был у нас очень пожилой пациент, под девяносто.
Попал к нам в тяжелом состоянии, не буду называть диагноз, но прогноз был неблагоприятным. И вот он вышел на своих ногах, потому что постоянно волновался за жену — мол, за ней нужен уход, как там она без меня? У жены при этом здоровье куда лучше, всего-то банальный холецистит. А по другим видно — воля к жизни, к сожалению, утрачена».
Для самой Анны Моисеевой смысл жизни был и остается прежним — работа. А самой большой удачей и успехом она считает своих детей — близнецы, сын и дочь. Врачебной династии не случилось, хотя попытки приобщить к медицине были. «Сын немного поработал в нашем отделении, но вовремя понял, что это не его. У меня хватило разума не настаивать, у детей должен быть свой путь».
