Замыкая цикл…
Корр. Первая атомная стала поворотной точкой в энергетике, колыбелью мирного атома — если говорить о человечестве в целом. И тем зерном, из которого выросли и Обнинск, и вся его наука и производство, и его главный научный флагман ФЭИ.
Истина заученная и много раз повторенная. Особенно в эти дни, когда с большим размахом празднуется 65-летие АЭС. Между тем, ФЭИ практически сразу своим главным магистральным направлением выбрал не уран-графитовые технологии, как у Первой атомной, а быстрые реакторы.
Говердовский. Да, и тот выбор был абсолютно правильным. Реактор на быстрых нейтронах уже очень сильно показал себя во многих ипостасях — БН-350, БН-600, БН-800. Он интересен для зарубежных партнеров — французов, китайцев. Кстати, в Китае будут строиться два БН-600, и наш институт участвует в работах по их безопасности, мы уже заключаем с китайцами довольно внушительные контракты.
И даже не это главное. В Росатомовской стратегии развития атомной энергетики одна из ключевых задач — замыкание топливного цикла. И сегодня нет сомнения, что это надо делать на основе быстрого реактора.
Симбиоз быстрых и тепловых реакторов позволит вовлечь практически все тяжелые ядра в генерацию энергии. А это, во-первых, увеличение сырьевой базы в тысячи и тысячи раз. И, во-вторых, выжигание радиоактивных отходов. Иными словами, резкое снижение нагрузки на экологию и увеличение радиационной безопасности.
Корр. Задача, хочется заметить, не новая…
Говердовский. Но никогда прежде ей не занимались большие коллективы и в ежедневном режиме. И идеологически, на расчетном уровне, исследования сейчас уже закончены. Стоит вопрос об организации экспериментов. Под замыкание топливного цикла уже строятся специальные модули — фабрикации нового топлива и рефабрикации.
Это очень сложная задача, и с организационной точки зрения, и с финансовой. Задействованы огромные людские ресурсы, много предприятий Росатома завязано на процесс. А его научный руководитель — ФЭИ, поскольку именно он признанный лидер во всем, что касается быстрых реакторов.
И что еще важно? Сегодня все вопросы замыкания ядерного топливного цикла, уничтожения радиоактивных отходов уже перешли государственные границы. К примеру, в Китае хотят построить подкритический пережигатель минорных актинидов (тех самых тяжелых изотопов, от которых надо избавляться), и мы предлагаем им построить прототип такой машины с подкритическим блоком, сделать у нас некий образовательный центр в области безопасности подкритических систем.
ФЭИ намерен расширять международное сотрудничество (на фото — визит представителей посольства Руанды)
Открытое пространство с засильем молодежи
Корр. Как столь тесные зарубежные контакты сочетаются с довольно строгим режимом безопасности, который налажен в ФЭИ?
Говердовский. А как, скажите, может Лос-Аламос, в котором делается все ядерное оружие Америки, принимать по несколько тысяч иностранных специалистов? Есть закрытые зоны, куда доступ запрещен, есть открытые. Это вопрос защиты.
Я вообще вижу, что будущее ФЭИ — это открытый институт, а не изолированная территория. Во всех зарубежных ядерных центрах, где я бывал в жизни, толпы молодежи — на экскурсиях, на практике, на работе. И это просто бросается в глаза. У нас же всего 200 человек практикантов. А я тоже хочу, чтобы у нас было засилье молодых.
Корр. Как решить этот вопрос технически?
Говердовский. В рамках Атомного Сколково, где можно посадить хорошие ростки будущих интересных технологий. Сейчас по нему разрабатывается большая программа. В ней много ядерной медицины, фармацевтики, новых энергетических технологий. Это серьезное будущее. И если мы хотим развивать в нем ядерные технологии, ФЭИ — прекрасное место, где можно это делать. Потому что работать с ними можно только там, где это разрешено лицензиями, физической защитой, охраной и т.д. Какие-то вещи, не замыкающиеся на радиационную безопасность, могут быть вынесены за территорию института. Но есть то, что может делаться только внутри.
Корр. А в плане молодежи — расчет на выпускников ИАТЭ?
Говердовский. Почему нет? Это хороший вуз. И именно на его базе делается Атомное Сколково, своего рода научная экосистема производства знаний и технологий. Поэтому предприятиям ядерного профиля логично объединиться в ядерном кластере и двигаться одной командой, даже в деталях.
Ускоритель «Тандетрон»
ФЭИ никогда не будет заводом!
Корр. Мы все время говорим об энергетических технологиях, а между тем не ими одними силен ФЭИ. Есть подвижки, скажем, в ядерной медицине?
Говердовский. Разумеется. На днях, к примеру, к нам обратились сербы, которые хотят наладить у себя низкодозовую брахитерапию. Медики МРНЦ научат их, как делать операции, а технологию создания источников хотят взять у ФЭИ. Пришел запрос: готовьте материал на создание производства в Сербии.
Корр. А институту от этого какая выгода?
Говердовский. Выгода в распространении наших знаний и технологий, в том числе и коммерческая. Но мы никогда не будем развивать в ФЭИ серийное производство.
Вот, например, решили сложнейшую задачу по созданию нейтронного детектора для поиска фрагментов топлива на АЭС в Фукусиме. Но выпускать эти детекторы десятками и сотнями мы не станем.
Или создали технологию переработки шин методом пиролиза — и передали ее индустриальному партнеру, и у того появился инструмент по сохранению экологии. Или, скажем, сейчас у нас развиваются отношения с нефтяниками — по прибористике, по цифровым технологиям. Институт, разумеется, не будет заниматься переработкой или продажей нефтепродуктов. Мы будем решать задачи этой отрасли — как, например, справиться с нефтешламами, которыми завалили тундру. Будем искать научные и технологические ответы.
Никогда не соглашусь с тем, что можно зарабатывать деньги любой ценой. Мы никогда не беремся за работы, которые не можем сделать или которые нам не интересны.
ФЭИ никогда не превратится в завод! Здесь всегда будет наука. Только наука может двигать вперед и производство, и технологии.
Фото С. СТОЖИЛОВА
